Ближе к Богу
У Чепменом было семь внуков, и Энни Чепмен видела их от рождения до школы. Первый из них, Ричард Кеннет Герберт Чепмен – единственный ребенок их старшего сына Кена и его жены Жанны – уже закончил школу, когда Энни Чепмен положили на вечный покой рядом со своим мужем во дворе церкви святой Марии в Хендоне в 1958 году.
Она оставалась представительской фигурой на «Хайбери» — во время домашних матчей Энни участвовала в приемах официальных гостей клуба, преимущественно женщин, в дамской чайной комнате, тогда как мужчины правили бал в основном директорском помещении. Клуб выделил Энни два сезонных абонемента и пенсию в размере 500 фунтов в год. Кроме того, она могла жить в доме на Хаслемер Авеню 6 (которым владел «Арсенал») столько, сколько ей было бы угодно. Но к 1942 году она, тем не менее, покидает этот дом и переезжает в Илинг (западный Лондон). С одной стороны, клубный дом был слишком большим для одной Энни, чья дочь, Джойс, последней из всех детей вышла замуж и вылетела из родительского гнезда. Несомненно — немецкие бомбардировки заводов, расположенных около Хендона, также повлияли на решение Энни перебраться на запад, – хотя бы на несколько миль.
У Джойс был настоящий кулинарный талант – она готовила замечательные кексы и продавала их в чайном магазине в Илинге. После ее венчания с Фредди Барвиком, менеджером по продаже вина, ее мать переехала в Хилл Корт, около кольцевой развязки и станции Хангер Лейн. Позже Энни въехала в квартиру на первом этаже в том же микрорайоне. А последние два года своей жизни она провела вместе с Джойс, Фредди и их сыновьями – Роджером и Питером – в Вейбридже, графство Суррей. В чайной же дамской комнате «Хайбери» вместо нее гостей стала принимать ее старшая дочь Молли.
После смерти Герберта спортивные традиции в семье успешно поддерживались ее сыновьями в крикете и регби. Так, в архиве стэнморского крикетного клуба есть специальная запись от 1953 года о Кене, который после окончания второй мировой войны был неизменным капитаном клуба: «Только один игрок может сравниться с ним: это его брат Брюс. У этих двух великолепных крикетистов свой собственный стиль, неискаженный стереотипами, навязанными посредственными тренерами. Этот стиль основан на естественном ощущении мяча, на отменном здоровье и на том энтузиазме, с которым молодые люди относятся ко всем своим начинаниям. Они подают мяч со всей своей природной силой и энергией. Они и отбивают мяч ради удовольствия – на их игру приятно посмотреть… их личный пример поднял качественный уровень крикета в Стэнморе, таких образом – мы можем теперь играть на равных и даже выигрывать у лучших команд графства… причем, не за счет индивидуального превосходства, а за счет того, что все мы были заражены энтузиазмом Чепменов.»
Брюс перестал заниматься регби из-за травмы головы, полученной в 1940 году, но Кен, работавший в годы второй мировой войны в министерстве авиационной промышленности, вернулся, чтобы стать капитаном «Арлекинов» еще на один сезон. Ну а затем он стал реализовывать свой организаторский талант. Он был директором многих компаний, и в 1974 году – когда его избрали президентом Регбийного Футбольного Союза – он также работал старшим шерифом лондонского округа. Братья время от времени играли и в футбол за «Арлекинов» и вместе с Молли активно поддерживали связь с «Арсеналом».
В семье был еще один ребенок, Гарри Чепмен младший, которого Герберт и Энни взяли, когда умер его отец. Гарри устроился на работу на завод «Роллс-Ройс» в Дерби, но затем серьезно занялся футболом и в 1949 году стал тренером «Шрусбери Таун». В конце первого сезона работы Гарри клуб был выбран для участия в чемпионате Третьего дивизиона (Север). Однако, новая ситуация заставило руководство клуба найти нового тренера – им стал бывший вингер сборной Англии Сэмми Крукс, а Гарри Чепмену пришлось устраиваться в различных клубах, где он отвечал за селекцию игроков.
В Киветон Парке жизнь продолжалась и стала в общем и целом более комфортабельной – и не в последнюю очередь для Лиззи Эддершоу, современницы Герберта Чепмена. Герберту было семь или восемь лет, когда Лиззи впервые посетила местную школу. Ее отец, как и отец Герберта, естественно — работал на угольной шахте. Когда Лиззи вышла замуж за Уильяма Харта – строгого методиста и прекрасного футболиста – которого не мог не знать Герберт Чепмен, поскольку до знакомства с Энной (до того, как она приехала в деревню) он ухаживал за сестрой Уильяма, Тирзой. Статус домохозяйки означал то, что Лиззи больше не придется стирать (это занятие включало в себя подогревание обычным огнем и кипячение воды в большом медном чане), гладить и убирать за другими людьми в обмен на несколько шиллингов в неделю. Впрочем, став матерью двух детей, Лиззи по-прежнему стирала, гладила и убирала, только теперь уже — у себя дома, который она держала в образцовой чистоте.
А затем в начале 1930-ых годов, когда ей исполнилось пятьдесят лет, научно-технический прогресс облегчил ее нелегкое бремя: вместе с Уильямом они решили стать первыми в Киветон Парке обладателями новомодной стиральной машины. К счастью, рядом жил и поставщик этих машин. Это был Герберт Чепмен. Нет, не знаменитый футбольный тренер, который произвел фурор в Лондоне, а его племянник, сын его брата Джона. Возможно он обладал схожим со старшим Гербертом даром предвидения – по крайней мере, выучившись на электрика, он решил начать продавать популярную бытовую технику, сделав из первого этажа своего дома на Стейшн Роуд (около крикетного стадиона) соответствующий магазин. Разве Лиззи могла пройти мимо него? Она выбрала большую эмалированную стиральную машину «Гоблин» с ручным прессом для отжимания белья в верхней ее части.
Герберт-младший выжимал максимум из научно-технического прогресса: активно продавая еще и радиоприемники, а через несколько лет после смерти своего дяди привез в Киветон первые телевизоры. Но во время второй мировой войны умерла его жена, и он женился на своей домохозяйке. К сожалению, этот брак вряд ли можно назвать успешным – Герберт-младший стал сильно пить и умер в 1955 году в возрасте 50 лет.
Среди всех братьев и сестер Герберта-старшего первым после самого Герберта умер его средний брат. Мэтт прожил ровно столько – сколько нужно было его любимому «Гримсби Тауну», чтобы впервые в истории дойти до полуфинала Кубка Футбольной Ассоциации 1936 года. Матч состоялся – где бы вы думали? В Хаддерсфилде. А кому проиграл «Гримсби Таун»? Конечно «Арсеналу»! В следующем году в возрасте 61 года Мэтт скончался. Марта, которую в свои последние часы звал умирающий Герберт, умерла в 1940 году в возрасте 73 лет в госпитале Шеффилда – она страдала слабоумием и депрессией. Том тихо умер в 92 года в доме престарелых около Гримсби в 1956 году, а через шесть лет в Шеффилде умер и 77-летний Эрнест. В семейной могиле в деревушке Уэльс покоятся «Лучшие из родителей», Джон и Эмма Чепмены, чье путешествие из Дербишира стало началом огромной семьи, возникновения многих ярких судеб и исторических событий. Слова, которые произнес преподобный Горман Бойд в Хендоне на похоронах Герберта Чепмена, могли бы быть написаны на их могиле, как и на могиле Энни – для утешения и вечного покоя.
Вот какая была кульминация этой речи: «Те из нас, кому посчастливилось войти в дом Чепменов, когда бы это ни происходило, сразу же видели, что это был, как сказал бы любой англичанин, «настоящий дом». И многие из здесь присутствующих прекрасно знают, что без этого «настоящего дома», без домашнего счастья, без неугасимой преданности Энни к тому, кто сегодня уходит от нас и к кому устремлены наши сердца, успех, каким бы колоссальным он ни был, ничего бы не означал для Герберта Чепмена, если он вообще был бы возможен».
«Таким же преданным был и мистер Чепмен, выполняя свои обязательства по отношению к Богу. Многим местным жителям известна его нерушимая связь с приходской церковью Хендона… Десяткам тысячам людей он казался человеком, фанатично преданным и полностью погруженным в футбол, но те, кто провожает его сегодня в последний путь, наверное с удивлением узнают, что в течение многих лет у мистера Чепмена был в этой церкви даже небольшой офис как у помощника церковного старосты, и каждое воскресенье, если только служебные обязанности не заставляли его уезжать из Лондона, его можно было найти здесь либо на утренней, либо на вечерней службе. Он выполнял свои церковные обязанности с удивительной скромностью, и многие наши прихожане с удивлением обнаружили сегодня, что человек, которого оплакивает вся Англия, был их знакомым верующим, которого они привыкли встречать на службах в приходской церкви Хендона.»
«Широкая общественность, граждане Англии оплакивают сегодня великого спортсмена. Футбол оплакивает своего гения. Церковь оплакивает верующего, преданного сына и вручает его душу Богу…»
Чтобы добраться от кладбища в Хендоне до стадиона «Эмирэтс» потребуется пройти всего несколько миль. А, подойдя к стадиону, можно увидеть памятник Герберту Чепмену и здание, на которое он смотрит. Конечно, всё это необоснованные предположения, но иногда кажется, что ему нравится, и что он одобряет то, что видит перед собой. При этом он вряд ли бы одобрил современную футбольную экономику, угрожающую бездумную инфляцию, которая, с одной стороны, делает футболистов и их агентов богатыми, но с другой – подвергает общество опасности с точки зрения социально-экономического баланса. Если вспомнить Денниса Хилл-Вуда, а тех руководителей в эпоху Чепмена еще обязывало к достойным поступкам положение и благородство, — то любое решение, в том числе и финансовое, должно приниматься с учетом его последствий, причем не только для данного клуба, но и для всего футбола, и общества в целом. Чепмену понравился бы как масштаб созданного, так и самая современная техническая оснащенность «Эмирэтс», понравилось бы и то, что до сих пор болельщики, направляющиеся на стадион, выходят на станции метрополитена «Арсенал» (окончание «Хайбери Хилл» было убрано из названия станции в 1960 году). Понравилось бы Чепмену и та щепетильность, с которой ведутся балансовые книги и финансовые отчеты, особенно в последнее время — в эпоху Арсена Венгера, и то, что клуб покрывал расходы на строительство нового стадиона переориентированием и архитектурной модернизацией старого, площади Хайбери, которая открылась заново в 2010 году – таким образом, старый дом «Арсенала» стал новым домом для других людей (наверянка Чепмен и сэр Генри Норрис, который привел его в 1925 году на «Хайбери», согласились бы с задуманным проектом). И, наверное, за всё это футбольное великолепие Герберт Чепмен, прочитав молитву, поблагодарил бы Бога. Он жил в Хендоне как ради своей семьи, так и ради фантастической карьеры, и добился своего, и был счастлив. А тот самый стул из алтаря часовни в Киветон Парке, поменявший свое местонахождение, в конце концов, оказался в правильном месте.
