В поисках «дамы».

Итак, одним субботним утром в октябре 1927 года (точнее, 27-ого числа) я упаковал свою дорожную сумку и уехал из Кеттеринга, чтобы сыграть свою первую игру за «Арсенал» — на Хайбери против «Челси». Пожалуй, это было очень давно — тогда я был стройным парнем с копной волос, в плотно облегающих брюках и остроносых ботинках. И очень хладнокровный – ведь я был человеком, умудренным жизненным опытом, не так ли? Я даже не тратил время на мечты о славе, которая меня ожидала в Лондоне, поскольку знал, что там она практически уже в моих руках. Впрочем, уверенность моя сильно ослабла, причем еще до того, как поезд въехал на вокзал Сент-Панкрас.

Единственным пассажиром в моем вагоне был крупный мужчина со всеми необходимыми следами боксерской карьеры на лице. Мы сидели, как это принято у английских путешественников, друг напротив друга, не говоря при этом ни слова. Но за несколько секунд до отправления поезда в вагон вошла компания из шести человек. Это были веселые и дружелюбные ребята, и мы болтали всю дорогу, как старые друзья. На одной из последних остановок в вагон вошел небольшой скромный мужчина, доставший вскоре колоду карт, которую, по его словам, он приобрел во время одного из своих путешествий в Россию. Он немного рассказал об этой стране, а затем предложил сыграть в карты, чтобы скоротать оставшееся до приезда время. Почему бы нет? – и будучи преисполненным благодушия от того, что меня принимали за опытного в этих делах человека, я согласился поставить небольшую сумму денег на то, что я угадаю, какая из трех карт, лежащих на коленях владельца колоды, является дамой червей. Пассажир с разбитым лицом тоже рискнул сыграть, так что совсем скоро мы потеряли ощущение времени и пространства, пока, наконец, поезд не остановился на Сент-Панкрас. Затем семеро сидящих со мной в вагоне вышли на перрон, и только тогда я обнаружил, что лишился всех своих денег, включая 100 шиллингов, выданных «Арсеналом» в качестве гонорара при подписании контракта. С тех пор я уже никогда больше не играл в эту сказочную романтическую игру «найди свою даму».

Я действительно попал в тяжелое положение: впервые в Лондоне — и без копейки в кармане! — при этом я был обязан провести свой первый матч за «Арсенал» буквально через пару часов. Пока я размышлял над обрушившимся несчастьем и тотальным невезением при угадывании нужной карты, я вдруг почувствовал, как кто-то похлопал меня по плечу.

Обернувшись, я увидел небольшого коренастого парня с веселыми глазами – правда, в этот момент мне было совсем не до веселья – который, перед тем, как я успел заговорить, спросил: «Твоя фамилия Хэпгуд?». Я кивнул. «В первый раз угадал. Я МакЭван, на Хайбери меня называют «Коротышка». Рад встретиться с тобой.» Был ли я рад встретиться с ним? Да я мог бы заплакать, закричать от счастья прямо у него на плече. Я быстро рассказал всю свою печальную историю, и Коротышка смеялся от души – громко и долго. Потом он сказал – и достаточно добродушно: «Все в порядке, сынок. Теперь ты с «Арсеналом», а это значит, что о тебе позаботятся.» Коротышка был хорошим парнем и никому не рассказал о моем плачевном дебюте в «серьезных» азартных играх.

Но вы-то должны знать, что мой путь начинался именно так. Много позже я спросил Коротышку – как это он так быстро меня распознал на вокзале. «Легко!» — ответил он. – «Старик Босс сказал, как ты будешь выглядеть.» Должно быть, он описал мои остроносые ботинки и узкие брюки.

Мы с Коротышкой всегда дружили – он был моим первым приятелем из моих многочисленных друзей на Хайбери, и я ужасно переживал, когда узнал о его смерти – это случилось в мае 1942 года. Коротышка был одним из тренеров «Арсенала» (именно он убрал второе слово «Вулвич» из названия клуба в том году, когда они переехали из Пламстеда) с 1914 года, и к 1927 году, когда я присоединился к команде, его имя был уже нарицательным для клуба. Вершиной его личной футбольной карьеры, я полагаю, было участие в самом сенсационном финале Кубка всех времен. Он играл в защите «Бари», которая разгромила «Дерби Каунти» на «Кристал Паласе» в 1903 году.

Говорят, мистер Чепмен сказал однажды, что часто в перерыве тяжелых матчей футболистам достаточно было посмотреть на радостное и добродушное лицо Коротышки, чтобы воспрять духом и выйти на поле совсем в другом настроении. Правда, иногда даже и его добродушие не срабатывало. Мы были в раздевалки на «Уэмбли», стараясь заполнить невыносимо длительные минуты перед тем, как мелодия «Останься со мной» выведет нас на финал Кубка. Рядом по коридору наш соперник – «Ньюкасл Юнайтед» — видимо, чувствовал себя также плохо, как и мы.

Но Коротышка (а лет к тому времени ему было уже немало) пытался изо всех сил поднять наш боевой дух, проигрывая на портативном граммофоне, который выделил нам Герберт Чепмен, мелодию «Счастливые дни снова настали». Пластинку он упрямо и целенаправленно ставил снова и снова, пока наконец один из наиболее нервных игроков не взорвался: «Да уберите вы эту пластинку, пока я не выкинул ее из раздевалки!» На этом концерт, посвященный поднятию боевого духа, был окончен. Бедный Коротышка – он ведь просто хотел нам помочь!

Я задерживаюсь на эпизодах, связанных с этим человеком, потому, что он во многом помог мне, особенно в этот первый день в Лондоне, когда я прибыл на Хайбери. Я часто вспоминал этот день – например, когда мы, выиграв у «Сандерленда» 2 сентября 1939 года, шли в раздевалку. Аэростат, висевший над Гиллеспи Роуд, отбрасывал тень на всё, что происходило в округе, создавая у нас ясное ощущение, что война неизбежна и совсем уже скоро, судя по всему, дойдет и до нас. Подсознательно я, должно быть, знал, что этот день будет поворотным пунктом в моей жизни, что это был последний большой матч, который я провел на Хайбери. Парни в раздевалке и в душе вели себя на редкость тихо. Мы вышли, даже толком не обсудив нашу замечательную победу. Даже Тед Дрэйк, который всегда любил пошутить, а уж забив четыре мяча, просто-таки обязан был выказывать искрометное остроумие, на этот раз практически ничего не сказал.

В понедельник утром, когда война шла уже двадцать четыре часа, я пришел на стадион. Рабочие были уже там, вовсю ревели отбойные молотки – строились первые бомбоубежища. Хайбери обретал свою боевую раскраску…
Из всех людей, которые помогали мне на Хайбери, моим ближайшим другом все-таки был Том Уиттакер. Именно он, вскоре после того, как я вошел в основной состав на Хайбери, и моя голова, перерастая тело, становилась ужасающе квадратной от разного рода проблем, пошел вместе со мной в кабинет Герберта Чепмена. И именно он, Том, вместе со старым Боссом, спорили со мной – долго и терпеливо – когда я объявил, что сыт по горло футболом и хочу вернуться на молочную ферму в Бристоль.

Мы с Томом часто вспоминали эти дни. И, оглядываясь назад, я вижу, как его спокойная рассудительность и наставничество сыграли свою роль во многих аналогичных «горячих» ситуациях. После жарких споров с Томом я закончил играть в футбол в сезоне 1943/1944, в сезоне который принес мне международную награду, но стоил при этом места в большом футболе. Возможно, это было потому, что впервые я не прислушался к его советам.

Сейчас уже бесполезно думать – правильно я поступил или нет, это всё равно, что укорять себя в неудачной игре в карточные «наперстки» в поезде «Кеттеринг – Лондон». Посередине сезона я здорово порвал себе мышцу левого бедра, но продолжал выходить на поле. Поскольку не было никакой возможности ни для лечения, ни для регулярных тренировок, ситуация с ногой становилась всё хуже и хуже. В конце концов, я смог освободиться от своих гражданских обязанностей, чтобы встретиться с Томом, к тому времени капитаном авиации (а позже – майором авиации) Уиттакером, который занимал ответственный пост в регулярных ВВС. Он сказал мне, что необходимо сделать перерыв от футбола недель на шесть, но я горячо спорил с ним, доказывая, что хочу играть, так что вопреки своей воле он заново перевязал мою ногу и сказал, что я свободен делать то, что считаю нужным. И я продолжил играть и вскоре потерял былую форму, а вместе с ней и место в сборной Англии, в сборной королевских ВВС и в «Арсенале». Что ж, это жизнь. Вы принимаете решения из лучших побуждений, а в итоге получается наихудшее из возможного. Тем не менее, это позволило мне позже понять – в каком на самом деле я долгу перед Томом Уиттакером.

После того, как умер наш Старый Босс, Тому пришлось приложить немало сил, чтобы поддерживать стабильность в «Арсенале». У нового тренера, мистера Джорджа Аллисона, была сложнейшая работа, из тех, что существовали на земле: он должен был заменить такого человека как Чепмен. Но Том знал методы, которые сделали нас великой командой, и благодаря ему, мы держались на плаву в последующие за смертью Босса недели. К мистеру Аллисону Том всегда относился точно также, как и к Старому Боссу, и лично я думаю, что команде более, чем повезло – иметь в своих рядах в один и тот же временной интервал двух таких людей, как Чепмен и Уиттакер.

Герберт Чепмен был великий проектировщик, любивший просиживать до утра с Томом Уиттакером и, возможно, с парой журналистов, споря о тактике, теориях, точках зрения. Его первыми мыслями всегда были мысли о футболистах , его слоганом были слова «если ребята хорошо обустроены, тогда и я имею право ощутить комфорт». Он не сделал ни одной «грязной» сделки с игроками, он не выносил грубую и нечестную игру и ненавидел симулянтов и лентяев, — таков был человек, сделавший «Арсенал».

Герберт в начале своей спортивной карьеры был профессиональным футболистом, любил эту игру и понимал ее не хуже кого бы то ни было. Он никогда не забывал своих первых шагов в футболе, и несмотря на то, что его главным интересом было обеспечить публику большим и классным футболом, он всегда внимательно и чутко относился к игрокам, которые выбрали себе данную профессию.

Его смерть в 1934 году стала невосполнимой утратой. На мой взгляд, эта утрата так и не была адекватно восполнена, заменить по сути его было невозможно. Я буду долго помнить этот день. Мы должны были играть с «Шеффилдом» на Хайбери. Я брился в своем доме на Финчли, когда в дверь ворвалась Алиса Мосс, жена нашего голкипера. Алиса была в ужасном состоянии. Находясь в магазине, она увидела объявление «умер Герберт Чепмен». Половина моего лица была намылена, и я был настолько обескуражен случившимся, что в течение минут пятнадцати напрочь забыл об этом. Потом, придя в себя, я закончил бриться и поспешил на стадион, чтобы узнать свежие и достоверные новости. Кулисы Хайбери сильно напоминали в тот день морг, и уж точно мы так и не смогли сосредоточиться на игре.

Долго еще мы не могли отойти после этого трагического дня. Умер Герберт Чепмен – человек, который так много сделал, и который так много еще должен был сделать. Другого такого уже не будет никогда.

Как я уже сказал, после смерти мистера Чепмена Том Уиттакер постарался как-то заполнить образовавшуюся брешь в клубе. Том был великолепным парнем и настоящим джентльменом. Он заботился о нас, как будто мы были стадом непослушных овец. Даже Алекс Джеймс успокаивался в его присутствии.

Вспоминая те дни, я понимаю, что был трудным типом для Тома. Я редко тренировался с остальными парнями, предпочитая работать в одиночку. Дело не в том, что я не ладил с остальными игроками или думал, что знаю больше, чем Том способен дать мне как футболисту, просто мне казалось, что я знал, что здорово смогу себя накачать, тренируясь самостоятельно. Часто я тренировался на пустом стадионе. Если на Хайбери существует призрак, то, вполне вероятно, что он похож на меня.

Том вообще предоставлял мне право идти своим путем. Приятным для меня путем. И, конечно же, я был счастлив, что он доверял мне. А тренировался я постоянно. Один из моих излюбленных трюков был такой: поднять мяч над ограждением в начале какого-нибудь ряда на трибуне , бросить его в верхние ряды и перехватывать мяч, когда он летит вниз, отскакивая в непредсказуемом направлении от перил и деревянных свай. Удивительно – насколько полезным может быть подобное упражнение, но только, если уж решите поэкспериментировать – берегите голеностопы.

Том всегда говорил, что я самый жесткий игрок из всех, каких он когда-либо видел. Когда я впервые попал на Хайбери, я весил порядка шестидесяти килограмм. Пожалуй, на тот момент я был самым легким защитником, зарегистрированным в лиге. Менее, чем через месяц, я сыграл свою первую большую игру за «Арсенал» — против «Бирмингема» на стадионе «Сент Эндрюс» 19 ноября 1927 года. Матч закончился 1-1. На следующей неделе меня выставили в большом лондонском дерби со «Шпорами», но к моему величайшему разочарованию матч был отменен из-за тумана. После этого я перестал на некоторое время попадать в основной состав, так как Хорак Коуп, чье место я занимал, оправился после травмы.

В то время я доставлял немало беспокойств клубу, теряя сознание после ударов головой, особенно на вязком грунте.
Чем только не объясняли этот странный феномен, я даже слышал, что у меня отсутствует кость в верхней части черепной коробки. Как бы там ни было, Том Уиттакер все-таки нашел разгадку. «Ты слишком легкий», — сказал он как-то мне, — «нам надо укрепить твое тело.» Тогда еще я был вегетарианцем, и старый Том решил, что мне следует есть мясо. Моим первым мясным блюдом была тарелка тонко нарезанной ветчины. Я благополучно съел ее и перешел на следующий уровень мясоеда. В конце концов я трескал бифштексы толщиною с «Желтые страницы» да еще и добавку брал. До сих пор я ем мясо, когда оно есть под рукой, но при этом я не пью и не курю.

Футбол – это контактная игра, где всегда будут столкновения и жесткие стыки. Три раза у меня было сотрясение мозга, столько же раз был сломан мой романский нос и каждый из голеностопов напрочь выходил из строя. Но самая суровая травма, которую я получил в своей жизни, никак не была связана с футболом. Случилось это так.

В младенчестве у моего сына Антония был катар верхних дыхательных путей, и по ночам в спальне всегда горело масло в чаше, чтобы нейтрализовать воздушные пары. Это помогало ребенку дышать во время сна. Однажды ночью он неожиданно закричал, и я, спрыгнув с кровати, пролил горящее масло себе на живот и на ноги. Могу вас заверить – что это больно. Я обжегся ужасно, и, по-моему, доктор вообще сомневался – смогу ли я когда-либо снова играть в футбол.

Но через некоторое время постельный режим стал сильно утомлять меня, и я обратился за помощью к Тому. Том согласился помочь, и меня перевезли на Хайбери, где я лежал на специальной доске, а Том дежурил около меня, в то время как ребята шумели и бегали вокруг. Он раз в час смазывал ожоги и просто позволял мне там лежать . Том даже мыл и брил меня. Должно быть всё это – не самое приятное занятие, существующее в этой жизни, но он ничего не говорил по этому поводу. Да никогда и не сказал бы, конечно. Через шесть недель я смог уже ходить и чувствовал себя гораздо лучше, причем до такой степени, что объявил Тому, что собираюсь вновь выйти на поле. Поначалу он категорически отказался, но через некоторое время я снова обратился к нему. Тогда Том придумал кожаный жгут, которым я перевязал свое тело, — таким образом, с этим жгутом и несколькими килограммами овечий шерсти под футболкой, я смог занять свое место в команде. Никто, кроме Тома, не сделал бы всё это для меня.

В другой раз он спас меня от ампутации ноги. Направляясь играть в Сандерленд, я сообщил Тому, что у меня болит колено, по которому хорошо ударили на прошлой неделе. Когда мы приехали в отель Йорка, где мы остановились переночевать, Том осмотрел его, и к нашему ужасу, обнаружил, что оно начало гноиться, а от колена к бедру простиралась кровяная дорожка.

Том прекрасно справляется со срочной медицинской помощью. Он тут же стал делать горячую припарку. Перед тем, как продолжить, он сделал чернильную отметку своей авторучкой на моем бедре и сказал: «Эдди, если полоса крови перейдет этот рубеж, дело примет серьезный оборот». Он трудился над моей ногой до четырех часов утра, меняя припарки… и в тот же день я уже был на поле, играя с «Сандерлендом» с перевязанной ногой.

Кстати, далеко не всем известно то, что именно Том вернул Фреда Перри в большой теннис. Английский теннисный чемпион вернулся из Австралии с травмой, которую никто не мог распознать. Том услышал об этом и попросил Фреда прийти на Хайбери на осмотр. Через несколько дней Перри уже тренировался на газоне Хайбери с парнями из «Арсенала»! Я понимал, что работа была нервная, поскольку известно, что Перри был легковозбудимым. И конечно Том тренировал нашу команду, участвовавшую в Кубках Дэвиса, начиная с 1936 года, пока война не прервала теннисные состязания.

А что же мистер Аллисон? Когда он заступил на Хайбери в мае 1934 года в должности ассистента тренера, он уже был известен публике по своим радиокомментариям. Как я уже говорил, он в корне отличался от Старого Босса. Как профессиональный журналист, он всегда хорошо понимал людей, разбирался в различных публичных ситуациях. Не обладая знанием футбола, какое было у Чепмена, он был проницательным и быстро схватывающим человеком. И потом, видимо, он был самым удачливым тренером всех времен и народов. Когда мистер Аллисон вступил в должность, «Арсенал» был среди лучших команд лиги, и Аллисону удалось сохранить эту позицию. Аллисон не был таким удачливым футбольным предпринимателем на трансферном рынке, каким всегда был Старый Босс, но, тем не менее, он оставил свой след в истории футбола, заплатив наибольшие на тот момент трансферные комиссионные в сделке по приобретению Брина Джонса из «Вулверхэмптона».

Мистер Аллисон представляет собой полного джентльмена с командным внешним видом и глубоким «радиоголосом». Добродушный, красноречивый рассказчик с прекрасным чувством юмора, он был популярен повсюду в футбольном мире. Молодые журналисты всегда крутились вокруг него, охаживая его заботой, поскольку они были уверенны, что несколько минут пребывания в его компании будет достаточно для того, чтобы подслушать какой-нибудь интересный рассказ, который затем назавтра окажется в их газетной статье.

С мистером Аллисоном у мня были взлеты и падения, самый плохой период выпал на конец моей карьеры в «Арсенале» во время войны. Я был крайне обижен, когда он перед началом сезона 1943/1944 на удивление легко согласился отдать меня в аренду Лутону . Я бы предпочел сыграть еще один сезон с канонирами. Многие обвиняют Аллисона за спад в игре команды в том сезоне, но было бы уместно вспомнить, что в мирное время, вырастая вместе на футбольном поле, мы составляли несокрушимую силу. Но война есть война — с постоянными обязательными дежурствами и прочими сложностями. И военный футбол – это совсем другое дело.

Получая толстые чеки – в качестве положенной доли от продажи билетов на матчи лиги и официального Кубка, многие клубы должны быть благодарны Аллисону за его умение работать со СМИ, за продвижение футбольных ценностей в стране.
Конечно, мистер Аллисон — первый, кто должен рассказывать о себе, но, полагаю, что он не будет сильно против, если я перейду к изложению двух других событий непосредственно с ним связанных.

Сразу же, после того, как он был назначен тренером клуба, он начал разбираться с ситуацией в команде и стал отдавать распоряжения по многим вопросам. Он был весьма краток и подытожил установку на игру в следующем матче таким образом: «Вы играете завтра с «Шеффилдом». У них самый опасный человек на поле – Чарли Напьер. Ты, Крэйстон (Джек Крэйстон, наш правый атакующий полузащитник) будешь опекать Напьера – подожди, не перебивай. Дай мне закончить и после этого выскажешь свое мнение (а в этот момент Крэйстон действительно пытался перебить нового тренера). Итак, не оставляй его открытым, не давай ему возможности обработать мяч. А теперь, Крэйстон, скажи нам – что у тебя наболело?»
«Ничего особенного, мистер Аллисон», — мягко ответил футболист, — «Напьер действительно играет за «Шеффилд», но дело в том, что мы-то завтра играем с «Блэкпулом»!» Мистер Аллисон, нагруженный огромным количеством проблем, бессознательно перепутал ближайшие матчи.

И вторая история, которая, думаю, любит вспоминать мистер Аллисон, также касается «Шеффилда».

Он сидел в директорской ложе на стадионе «Шеффилда» в Хиллсборо, наблюдая, как мы играем в шестом раунде Кубка. При счете 1-1 за пятнадцать минут до конца матча обстановка на поле стала достаточно тревожной. Он внимательно следил за каждым движением игроков на поле, и поскольку игра все время перемещалась от одних ворот к другим, нервно грыз свои пальцы. Внезапно густой йоркширский голос вежливо позвал его – «Мистер Аллисон!». Даже несмотря на всю напряженность момента, Джордж не мог удержаться, чтобы не продемонстрировать чувство собственного достоинство, так ему присущее. «Да, в чем дело?» — удивился он, поворачиваясь к вопрошавшему. «Перестаньте же кусать свои бедные пальцы», — последовал ответ, сопровождаемый мощным взрывом хохота. Должен сказать, что одним из тех, кто присоединился к неожиданному приступу веселья, был сам мистер Аллисон.

Джо Шоу, ассистент обоих тренеров – Герберта Чепмена и Джорджа Аллисона, совсем не похож на Тома Уиттакера. Внимательный, отзывчивый, всегда готовый выслушать того или иного футболиста с его проблемами, он играл свою важную роль в за кулисами Хайбери в течение многих лет. От него я получил много хороших советов, особенно в те дни, когда я был прытким и импульсивным молодым игроком, из тех, которые хотят сразу и всё. Сейчас Джо работает в «Челси».

Один случай я запомнил навсегда. После того, как умер Старый Босс – а, надо сказать, что его уход очень сильно затронул Джо, пожалуй, даже сильнее, чем нас, — он послал всем футболистам, связанным с периодом правления Чепмена, памятную траурную посылку, состоящую из фотографии и трогательных возвышенных стихов. Эта посылка занимает почетное место в моем доме в Кеттеринге. Позже я включил ее репродукцию в данной книге. Возможно, это вас заинтересует: стихи траурного послания были написаны Томасом Моултом.