Я начинал играть в большой теннис вместе с бизнесменами всей страны в начале 1990-х. Все мы работали по одной схеме – нанимался тренер, снимался корт и планировалось за месяц научиться, а через два выносить всех, начавших заниматься вместе с тобой.

Вскоре выяснилось, что с блиц-кригом были большие проблемы, и через год я очень жалел о том, что мои родители не заставили меня в детстве заниматься теннисом. Никаких претензий не было и нет, потому что они просто не понимали, что это за спорт: слышали название, но как в него играют — никогда не видели.

Тем не менее, мы с коллегами и знакомыми регулярно играли на счет, где особых успехов у меня не было: у кого-то стабильно выигрываешь, кому-то стабильно проигрываешь. Один мой приятель, Михалыч, играл со мной раз в полгода и только после долгих уговоров, что я прибавил и готов пить из него кровь. Но каждый матч заканчивался одним и тем же его троллингом:

— В следующий раз давай уже с форой играть, а?

Теннисный прогресс давался мне очень тяжело. Я участвовал в командных турнирах для любителей, играл с большим числом соперников, но чем их было больше, тем лучше я понимал, что нужен качественный скачок.

И я стал менять тренеров.

Четвертый по счету, умучавшись улучшать мой бэкхенд, сказал:

— Может, тебе надо слева резаный удар освоить? Одной рукой? Так хотя бы в поле будешь постоянно попадать.

Мне нравился мой бэкхенд. Точнее, мне нравилось, как я ИНОГДА бью бэкхэндом. Но мне не нравилось, что я проигрываю большинству приятелей.

Мы занялись отработкой слайса (резаного удара) слева. На это тратилась половина каждой тренировки, еще четверть на подачу, которую я считал важным элементом, но на остальные элементы времени, естественно, стало гораздо меньше. И через три месяца резаный слева был освоен, но начался провал с форхэндом. За пару месяцев подправили форхэнд, и я пошел играть в турниры – ровно та же фигня. Даже стало еще хуже: если раньше я мог слева ИНОГДА «забить» (ударить навылет), то теперь, когда я играл слайсом, соперники легко брали всё.

Тренер был уволен, и седьмой (по-моему) по счету решил улучшать мою игру с лёта. Ну да – я же ему рассказал, за какие элементы были уволены все предыдущие.

«Забить» …

Господи, это такое счастье, когда, замахнувшись из-за уха, во всю дурь залепить по мячу и не возвращаться в исходную позицию для следующего удара, а победно наблюдать, как мяч попадает в линию навылет. Один такой прошедший удар в начале игры может деморализовать противника и дать тебе огромное преимущество.

А само ощущение от подобного попадания это одна из моих жизненных нирван.

И в теннис можно играть только ради одного этого ощущения. Многие, кстати, так и делают.

Но «игра на нирвану» гарантировано приводит к поражению против примерно равного соперника, играющего за очки, а не за кайф.

И да, красота — это неимоверное счастье, но как быть с предложениями «поиграть в следующий раз с форой»?

Седьмой тренер (как и положено человеку, который хочет сохранить работу) сразу начал говорить, что у меня отличные задатки для игры с лёта. Но это долгий путь, и надо быть упорным. Я понимал, что в его планы совершенно не входит научить меня быстро – чем больше занятий, тем тренеру лучше.

Но к тому времени я уже сам был способен отличать прогресс в своей игре от застоя.

Игра с лёта пошла. И более того – это мне даже как-то нравилось: угадывать направление обводки; укорачивать так, чтобы мяч упал прямо у сетки; и «забивать» (!) смэш (удар сверху). И довольно быстро само собой (без всяких тренерских подсказок) пришло понимание, что мне надо менять стиль игры и становиться «сеточником». Месяц был потрачен на усиленную тренировку подачи, и я готов к переквалификации.

Переквалификация прошла быстро. Единственная проблема – ментальная: привыкнуть, что после КАЖДОЙ подачи надо бежать вперед, не дожидаясь пока мяч коснется чужой половины корта. Не попала подача – идешь с хавкорта назад.

Еще через месяц был один из турниров, и в первом круге я попал на соперника, которому полгода назад проиграл 5:8 (в турнирах обычно играли так называемый просет – до 8 геймов). Я помню до сих пор его фамилию – Морозов.

Чтобы «убить» сеточника, нужно просто уметь обводить в динамике. Не стоя на месте, когда есть туча времени на подготовку к удару, а обводить при движении по корту.

Когда я проиграл 5:8, играя на задней линии, Морозов чувствовал себя комфортно, и по корту бегал, в основном, я, а он разводил по углам. Но в этой игре все поменялось – выяснилось, что Морозов вообще не умеет обводить в динамике. Игра разбилась на мелкие эпизоды, проходившие по большей части в одной схеме: мой выход к сетке – его удар или в аут, или мне на ракетку. Я выиграл все свои подачи без борьбы, а чужие мы поделили. 8:2. Это был такой прорыв, что я два дня не мог нормально спать – до следующей игры. Она была с игроком, которому я должен был слить под ноль. Назвать его любителем можно было только будучи сильно подмазанным). Но все турниры были с призовым фондом, так что охотников заработать хватало. Я проиграл 5:8, и с этого дня я никогда больше не играл на задней линии.

Через полгода на бой был вызван Михалыч. Я выиграл 6:4, 6:4, и это было такой нирваной, с которой никой удар из-за уха сравниться не мог.

Я вообще больше никогда не бил из-за уха по линии. Ни справа, ни слева. Потому что я помнил — это ведет к регулярным поражениям.

Хотя это бывает красиво и кайфово.

Но главный теннисный кайф моей жизни — это победа над Михалычем. А главное теннисное впечатление – это его лицо в раздевалке после той игры.